Сегодня «Д» публикует воспоминания сапёра Михаила Якоба. Уже после войны он обезвреживал оставшиеся бомбы, мины и снаряды. Немцы тщательно готовились к войне, боеприпасы у них были хитроумные, среди наших встречались и «самопальные», говорит он.

 – Я родом из Украины, сам румын, в Актобе приехал по комсомольской путевке строить химзавод. Отсюда в 61-м меня призвали в армию, я попал в технические войска, стал сапером-пиротехником. Служил в Харькове. После войны к тому времени прошло почти 20 лет, а немецкие мины, снаряды, бомбы все еще оставались под жилыми домами, на крышах, в огородах и в лесу. Как-то мы извлекли мину из-под туалета в пионерском лагере.

Сначала, конечно, нас учили. День и ночь мы зубрили, из чего состоят немецкие боеприпасы, и как они действуют. Потом стали выезжать на места. Если где-то находили взрывоопасный предмет, сигнал поступал в военкомат, оттуда вызывали саперов. К нам относились Харьков­ская, Днепропетровская, Сум­ская, Полтавская, Белгородская области. На моем счету, не считая всего остального, 3 выкопанные и обезвреженные бомбы. Почему они остались? Каждая бомба, чтобы взорваться, сбрасывается с определенной высоты. Если высота не та – бомба просто уходит под землю, но при воздействии со стороны она могла сработать. Бомбы из кассет, а их могло быть до 100 штук, разлетались на расстояние до 200 километров, некоторые не срабатывали и оставались на крышах домов, во дворах, где угодно. 

Всего на наши города фашистская авиация сбросила около 2 миллионов фугасных и зажигательных авиабомб. Их находили и до нас, хватало и после нас.

Бомба из сарая

Однажды нас вызвали в Полтаву. Бомбу там нашли под сараем част­ного дома. Хозяйка рассказывала, что она упала во время войны, но не взорвалась. Кто-то ей сказал, что на нее надо вылить 20 ведер воды, бомба заржавеет и не взорвется. Она «поливала», но жила под страхом. Бомба эта оказалась химической, немцы такую не применяли. Возможно, ее перевозили, и она оторвалась от самолета. Район оцепила милиция, мы стали эту бомбу выкапывать. Во взрывателе  была пропитанная вата, от нее огонь переходил на порох, потом на взрыватель. Бомба – 250 килограммов, очень опасная. Только я стал вынимать взрыватель, она как зашипит, все  военные – врассыпную. И я бросился бежать. Лежим, ждем. Любая бомба, мина в течение 15 минут взрывается. Время прошло – тишина. Больше мы ничего не откручивали. Загрузили бомбу в машину, вывезли за город, закопали в овраге и взорвали. Вонища после этого стояла жуткая и долго. Машины наши всегда сопровождала милиция, на кузове было написано: «Осторожно, мины!». Взрывать разрешали только в открытом поле – в лесу могли быть люди.

Когда мины, снаряды находили в частных домах, и строение могло взорваться, хозяевам предлагали компенсацию – стоимость дома, их  самих выселяли. У нас же перед работами забирали часы, чтобы их тиканье не мешало, спички и сигареты.

Мог взорваться весь райцентр

Еще одну бомбу, 500-килограммовую, фугасную, мне пришлось откапывать в Сумской области, в райцентре Ахтырка.  Недалеко от школы там решили строить Дом культуры. Экскаваторщик, копавший котлован, услышал, как ковш звякнул о какую-то железку. Работы прекратили, район оцепили, вызвали нас. Из школы, ближайших домов всех эвакуировали. Риск был очень большой. Я спустился в котлован, осторожно щеткой счистил взрыватель, и увидел, что бомба эта с часовым механизмом! Любой толчок мог привести ее в действие. Такие бомбы взрывали обычно на месте. Но как это сделать в центре города? Кругом дома, учреждения, а тут 500 кило тротила! Надо было извлекать взрыватель. Я то и дело прикладывал ухо к корпусу бомбы, услышав, что там все тихо, приступал к работе. А взрыватель старый, ржавый… В какой-то момент сработал часовой механизм. Я не знал, сколько у меня осталось времени – 100 секунд, 10, а может, одна. Потом эксперты скажут, что механизм сработал от перегрева корпуса на солн­це. Но я успел! Вывернул взрыватель, бросил его на бруствер котлована и тут же раздался хлопок, а у меня по спине побежал пот. Может, я в рубашке родился, а может, Бог услышал мои мольбы... Каждый раз, идя на задание, мы, по сути, шли на смерть. Покидая часть, мы оставляли расписки. Случись что, родным саперов писали: «Погиб при исполнении».

Семеро погибших

Нас часто приглашали на беседы в школы. Бывало, боеприпасы находили мальчишки. Каждому хотелось показать, какой он смелый, они эти боеприпасы прятали друг от друга, а мы объясняли, насколько это опасно. Однажды группа ребят пошла в лес, развели костер. Это было под Харьковом. Кто-то нашел снаряд, бросил в огонь. Из 12 детей в живых остались пятеро. Нас после таких случаев вызывали, чтобы мы с миноискателями и бомбоискателем обследовали всю окрестность. Так делалось всегда, если где-то находили боеприпасы.

Как-то пастух пас коров, а шел дождь, он решил развести костер, нашел 3 бронебойных снаряда, один из них сработал. Мы приезжаем – на дереве тряпки и мясо висят.

В пионерском лагере детей удалось спасти. Лагерь находился на окраине Харькова. Во время войны там был немецкий штаб. Одна из женщин обратила внимание, что в туалете что-то тикает. Вызвали нас. Мину обнаружили прямо под унитазом. Откопали мы ее, вывезли.

Сложнее было работать, когда бомбы лежали глубоко под землей. Копаешь, там грунтовые воды, бомба уходит еще глубже. И обвалы бывали. И ты копаешься в этом  грязном месиве без отдыха неделями. На кону – жизни тысяч людей.

Раскопали немецкий склад

Однажды разминировать пришлось овощехранилище. Это тоже было в Харькове. Во время войны там были немецкие склады. Стройбригада стала там что-то копать и наткнулась на снаряд. Мы все обследовали – кругом железо. Недели две мы работали на этом хранилище и вытащили оттуда более 7 тысяч снарядов и противотанковых мин. Расчищали землю руками, саперной лопатой сантиметр за сантиметром. Скорее всего, фашисты перед отступлением заминировали все склады и взорвали их. Один из складов остался нетронутым, что-то в адской машине не сработало.

Икра для партийных боссов

Нас еще вызывали для проверки зданий, где ожидали членов правительства. Такие резиденции были в каждом городе. Интереснее всего было проверять холодильники – чего там только не было: выпивка, салаты, черная, красная икра... Нет, мы не облизывались. Нас тоже неплохо кормили. Люди к нам очень хорошо относились. У каждого на войне кто-то погиб, и в нас они видели родных, старались угостить чем-то вкусным, несли кур, яйца, мед, резали свиней.

Самоделкины против врага

Я служил в армии с 1961 по 1964 год. Советские мины мы находили тоже, но в немецких боеприпасах все было подогнано точно. Встречались бомбы с электрическими взрывателями, на которых цветные плунжера. Лежат они где-нибудь, кто-то нажмет на кнопку, раздается взрыв. Вооружение у немцев было очень хитроумное. На обычных бочках они делали отверстия и сбрасывали с самолетов. Бочка не взрывалась – раздавался страшный свист, создавалась паника. Во многих бомбах были взрыватели замедленного действия. У врагов был коварный умысел: после воздушного налета люди выходили из укрытий, и в это время раздавались взрывы. Среди наших встречались самодел­ки – где-то перехватывались 50-килограммовые снаряды, на них приваривали «ветряки» и так их бросали с самолетов.

 …

Четверых пиротехников из нашей роты наградили орденом Красной Звезды. В их числе был и я. 

Специальность сапера после службы в армии мне не пригодилась. Я работал сварщиком на авторемонтном заводе, сейчас на пенсии. Главным праздником в моей жизни остается День Победы.

Свои воспоминания, связанные с войной, и фото, присылайте по адресу: Есет батыра, 99. Фото возвращаются. Ведущая акции  "Неизвестная война"

Альмира Алишбаева.