На фото: Курсанты школы юных летчиков готовятся к первому прыжку с парашютом. || Фото из архива А. КУРБАНОВА

Продолжение. Начало в «Д» №№39; 41;42; 43; 44, 45. 46, 47

Продолжаем публикацию об истории нашего города 70-80-х годов прошлого века, об актюбинских мальчишках, увлечённых романтикой неба, их лидерах и учителях, показавших путь к осуществлению мечты.

Надо отдать нашему начальнику школы должное, располагая столь высокой поддержкой, он не стал ею злоупотреблять – занятия по парашютной подготовке проводятся вечером или в воскресенье, то есть в свободное от занятий в основной школе время. Мы уже уверенно за короткое время укладываем парашюты Д-5 серии 2 и умеем действовать в экстремальной ситуации, в которую может попасть парашютист. Нас обучили технике безопасного приземления на линию электропередачи, многоэтажный дом, лес, воду, движущийся поезд или автомобиль. Ведь первый парашют новичка – десантный. То есть неуправляемый. А куда с высоты орлиного полета ветер может отнести начинающего парашютиста – ведомо только господу Богу. Мы накануне по многу раз прыгали с 5-метровой вышки в плавательном бассейне «Чайка». Правда, Курбанов меня, долго не решавшегося прыгнуть, в первый раз столкнул с этакой верхотуры в воду. Но я не обиделся. Наоборот, я ему за это признателен. К тому же он потом объяснил, что из самолета в воздухе никто выталкивать не будет, прыжок для каждого из нас – дело добровольное. Приказом или принуждением подобное не делается. Логичным довершением подготовки стали прыжки на тренажере Проничева. Элементарная, казалось бы, вещь – открываешь калитку на высоте третьего этажа и выходишь из нее в парашютной подвесной системе, невзирая на такое любопытное обстоятельство, что землица далековато, а парашюта за спиной все-таки нет! У самой земли срабатывает амортизатор, и приземление по жесткости получается точно таким же, как и после прыжка из самолета.

Все складывалось замечательно, в мае 1979-го мы должны уже ехать специально заказанным автобусом в Уральск, на прыжки. Однако у меня неожиданно возникла конфронтация с директором 30-й школы. Владимир Николаевич, внимательно изучив солидное предписание горвоенкомата с круглой печатью, где значилась моя фамилия, категорически отказался отпускать меня из школы перед государственными экзаменами. Дескать, вот попрыгунчик нашелся, а учиться кто за тебя будет?

Поэтому я снова с виноватым лицом тянусь по стойке «смирно» перед начальником школы юных летчиков и умоляюще заглядываю ему в глаза.

« Курбанов прекрасно понимает меня. Понимает и то, что эти прыжки в моей жизни многое решают. Слишком многое.

Может быть, больше, чем для кого-либо другого. Озадаченно почесав в затылке, он объявляет свое решение:

– Знаешь что, Чугунов, собирайся, я беру тебя на прыжки! Полагаю, если ты в школе целый год дурака валял, то одна неделя тебя не спасет. А как поступить с директором школы – мы решим. Без свидетелей. Пусть твой папа ко мне подойдет, я ему объясню.

– Спасибо, Сан Сти-ныч! – у меня в душе, пожалуй, первый раз за десять школьных лет возникает чувство благодарности к педагогу. Этого мне уже никогда не забыть. Как, впрочем, и многого другого, чем я ему обязан.

Сразу после прибытия нашего автобуса в Уральск оттуда моим родителям пришла срочная телеграмма: «Не волнуйтесь. Уехал на парашютные прыжки. Буду через неделю. Глеб». Мои родители, естественно, ждали ее. И в тот же день пошли с ней к директору школы. Дабы хоть немного развести тучи, мрачно сгустившиеся над моей головой. А у меня над головой в Уральске было майское голубое небо. И белоснежные купола!

***

После первого в жизни парашютного прыжка человек обычно теряет два килограмма веса. Из-за пережитого стресса. Этот тяжелый эффект смягчает лишь так называемый коэффициент обалдения. А таковой у меня оказался максимальным. Итак, основной парашют прочно пристегнут на спине, запасной – на животе. К «запаске» прилагается высотомер, а еще нож для обрезания строп. На случай, если с перепугу дернешь кольцо раньше, чем нужно, и купол вдруг зацепится за самолет. Тогда – режь без сожаления стропы основного парашюта и, оторвавшись от самолета, выпускай запасной. Ведь жизнь дороже, чем любая, пусть даже самая высококачественная тряпка. От одной этой мысли перед первым прыжком бывает тошно. Пытаюсь улыбнуться своим сокурсникам, но вместо улыбки губы расплываются в придурковатую гримасу. Неуверенно наша первая десятка парашютистов выстраивается перед стартом. Трусовато медлю и занимаю последнее место в шеренге. Мы выдвигаемся к самолету, поочередно поднимаемся в его салон и… я замираю от ужаса, обнаружив, что моя нерешительность оказалась роковой: последнему достается место прямо напротив дверного проема. Куда в полете будут выходить первые пятеро. Мне предстоит наблюдать за отделением от самолета каждого из них! После подобной картины вряд ли самому захочется прыгать.

Защитного цвета трудяга Ан-2 с большой красной звездой на борту, зарокотав двигателем, выруливает на старт. Входная дверь закрыта и законтрена, начинается разбег с многочисленными толчками от неровной грунтовой поверхности аэродрома. Ну вот, отрыв и мы повисли в воздухе, набирая скорость и переходя в набор высоты. На дополнительном бортовом высотомере, установленном в салоне для парашютистов, – сто пятьдесят метров. Глянув в окошко иллюминатора, понемногу успокаиваюсь: «чего, спрашивается, трусил? Ерунда! Прыгну, как и все. Триста – тоже нормально, правда, уже высоковато. Но ничего, стерпеть можно. Пятьсот. Ого-го! Страшновато. Семьсот метров. Вот это да-а-а… Ну на хрена, спрашивается, мне сдались эти прыжки?! Сидел бы сейчас в непыльном школьном классе и делал вид, что усиленно готовлюсь к главным в жизни экзаменам. А тут это… выпрыгивать надо. В эту зияющую пустоту. Где человеки на земле кажутся букашками. Девятьсот. Нет, ни за что не прыгну! Плевать мне на то, что другие станут свидетелями моей слабости. Не для меня эти полеты, эти прыжки и прочее, тому подобное. Я сугубо домашний человек! Зачем мне этот экстрим?» Тысяча метров. Громкий прерывистый гудок в салоне самолета сопровождается синхронным миганием желтой лампочки. Инструктор Вячеслав Барсуков прямо перед моим носом с грохотом распахивает входную дверь самолета и оценивающе смотрит вниз. Я наблюдаю вместе с ним и у меня внутри холодеет. Черт возьми, но ведь в бассейне все было просто! На тренажере Проничева – предельно просто! А здесь…

Наш спортивный педагог поворачивается к нам и ровным спокойным голосом командует:

– Встать! Приготовиться к прыжку!

Он стоит у кромки борта высокий, худощавый, изящный, с цветным спортивным парашютом за спиной, вообще без «запаски» – спортсмены ею не пользуются – и деловито осматривает наше снаряжение. На его лице ни тени эмоций. Он хорошо знает, что творится сейчас в душе каждого из нас. Но своими неторопливыми и уверенными движениями не дает нам ни малейшего повода отказаться от прыжка. До меня наконец начинает доходить, что мой прыжок все-таки состоится. Начинаю концентрироваться, собираю остатки воли в кулак и… психологически убиваю в себе надежду остаться в самолете.

« Я прыгну. Я просто не могу иначе! Иначе к чему вся моя жизнь?! Зачем эти занятия в красивой форме с голубыми погонами? Зачем мечты об авиации? К чему вся эта кутерьма?!

Командир самолета плавно уменьшает обороты двигателя. Становится слышен свист воздушных потоков за бортом. Снова громкий гудок и трижды мигает зеленая лампочка. Все. Назад пути нет. Или я летчик, или мешок с дерь­мом. Третьего не дано. Барсуков опять командует:

– Первый подошел и поставил ногу на обрез борта!

Я знаю, что он не будет хлопать по плечу рукой очередного, приготовившегося к прыжку парашютиста, как показывают в фильмах. Это создает дополнительную психологическую нагрузку новичку. Тому с перепугу может показаться, что его выталкивают из самолета. И это породит инстинктивное желание воспрепятствовать «произволу». Инструктор перед прыжком вообще не прикоснется ни к одному из нас рукой. Ведь парашютный прыжок – личное решение каждого. И даже последнюю команду «пошел» инструктор подаст таким же ровным и бесстрастным голосом. Нас этому учили. Вячеслав Васильевич – мастер своего дела.

– Приготовиться! Руку на кольцо! Пошел!

Первые начинают с грохотом проваливаться в пустоту, а мне все еще тяжело собраться. Ну вот и главный, решающий момент. Первая пятерка ушла из самолета, на неясном фоне земли расцветают их круглые, туго натянутые воздушным потоком купола. Теперь очередь стоящих у правого борта. Я – первый, за мной Вася Краснопольский, Галымжан Курмашев, Толя Тутик и, как самый по весу легкий, кому предписано прыгать последним, старшина нашего курса Саня Марчук.

Василий в далеком будущем станет полковником Комитета национальной безопасности Казахстана, Галимжан – техником по самолету и двигателю, потом – подполковником, начальником штаба учебного авиаполка, Анатолий – командиром экипажа самолета Ан-24, Александру, в качестве командира Ту-134, доверят быть личным пилотом первого президента Грузии Эдуарда Шевард­надзе. Но это станет возможным потом. А сейчас… мне первым на их глазах нужно выйти из самолета. На километровой высоте.

По качающемуся от «болтанки» салону самолета на слабых ногах подхожу к проему двери и ставлю носок высокого шнурованного ботинка… нет, не прямо на обрез борта, а чуть ниже. Чтобы ступня не торчала над пустотой. Пусть мне это простит инструктор.

– Пошел!

Увы, я так и не сумел сделать шаг в бездну, энергично оттолкнувшись от порога, как этого требует инструкция. У меня просто подогнулись коленки и, закрыв глаза, я вывалился из самолета головой вперед. В ушах непривычная тишина и свист воздуха, в груди все обрывается от ужаса свободного падения. Меня болтает в воздухе, как сосиску в кипящей воде.

« Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три, пятьсот четыре, пятьсот пять!» - эти слова парашютисту-новичку нужно произнести вслух, тогда будет гарантия, что прошло не меньше пяти секунд с момента отделения от самолета.

Именно через столько времени можно открывать парашют. Ведь его купол имеет площадь больше восьмидесяти квадратных метров. Он может зацепиться за самолет при раскрытии. Мое тело с раскинутыми в стороны руками и ногами для стабилизации падения тем временем стремительно теряет высоту. Наверное, пора уже дергать кольцо. Но высота еще приличная. Видимо, я слишком медлю: страхующий прибор ППК-У (прибор парашютный комбинированный - универсальный) начинает с треском работать на открытие парашюта. Ага, значит, уже действительно пора! Выдергиваю кольцо с ослабевшим тросиком – прибор сработал быстрее меня. И парашют уже раскрывается без моего участия. На ощупь ищу у себя на боку, на подвесной системе карабинчик, куда повесить кольцо. Утеря кольца – позорная вещь для парашютиста. Даже для нашего брата, новичка. Купол быстро заполняется воздухом и его наполнение заканчивается динамическим ударом: ба-бах! Ну все, кажется, я подвис. Задрав голову в шлеме, осматриваю купол: все нормально, работает, как положено, целиком, без порывов и перехлестов. Вспоминаю о том, что после раскрытия основного нужно выдернуть чеку из запасного парашюта. Чтобы прибор-полуавтомат на высоте триста метров отработал на раскрытие «запаски» вхолостую. Ведь эта самая «запаска» при раскрытии может запутать и погасить купол основного парашюта. Выдернул чеку и снова пялюсь в небо: надо мной лесенкой висят еще четыре купола. Значит, все выпрыгнули. Никто не поддался испугу. Кричу обладателю нижнего купола по инструкции:

– Чеку ищи!

Он повторяет мои слова для верхнего парашютиста. Тот по эстафете передает выше. Ну вот, можно и осмотреться. Мать честная, красотища-то какая! Поудобнее усаживаюсь на широкой нижней лямке подвесной системы. Разворачиваю парашют по ветру, обнаружив, что меня несет спиной вперед, и продолжаю любоваться открывшейся картиной: лепота! Приходит радость собственной победы: а все-таки я прыгнул! И завтра буду еще прыгать. И послезавтра. Но гордиться собой уже некогда. Земля приближается, контуры ее лугов обретают четкость, меня несет прямо в белый круг, где спортсмены отрабатывают приземление на точность. Вот уже хорошо виден руководитель прыжков с мегафоном в руке. Но вот беда, меня ветром несет прямо на него, сейчас сяду ему на плечи!

– Подтяни, подтяни передние стропы, ты же затопчешь меня! – подсказывает он металлическим голосом мегафона. Рывком подтягиваюсь на передних лямках строп и благополучно перелетаю помеху. Бац! Десантные ботинки на толстой подошве пружинят на твердой земле, валюсь на бок, не забыв поддернуть на себя нижние стропы парашюта для гашения купола. Его полотнище покорно ложится на траву, перестав меня тянуть за собой. Все в порядке. Кажется, ничего не забыл.

– Ну, ты даешь! Классически приземлился, прямо в центр круга! – подбегают ко мне наши еще не прыгавшие ребята.

– Это не я, летчик точно рассчитал начало выброски.

– Ну, как ощущения?

– Умопомрачительные! – теперь моя улыбка естественна, губы растягиваются по лицу до ушей.

– Еще хочешь прыгать?

– Да, хоть сейчас!

Однако по инструкции знаю, что сегодня мне второй раз прыгнуть не дадут. После первого в жизни прыжка обязателен перерыв, как минимум, день. Надо в этот день все заново мысленно пережить. Найти свои ошибки и запомнить их. Дабы не допустить во втором прыжке. Спортивная педагогика.

– Продолжение следует